Послемрак - Страница 14

Мари смотрит на Каору в упор. Похоже, собирается что-то сказать, но не находит слов и отводит взгляд.

– Тут за углом «Скайларк» круглосуточный, я провожу, – предлагает Каору. – Менеджер – мой приятель. Скажу ему пару слов – и можешь сидеть до утра. Идет?

Мари кивает. Музыка стихает, игла подымается, дужка звукоснимателя возвращается на рожок. Бармен подходит к проигрывателю сменить пластинку. Плавным движением снимает диск, убирает в конверт. Вынимает следующий, проверяет бороздки на свет, кладет на вертушку. Нажимает кнопку, игла опускается. В динамиках мягко потрескивает. Дюк Эллингтон, «Sophisticated Lady». Беззаботно-небрежное соло Гарри Карни на бас-кларнете. Под расслабленные жесты хозяина время в баре течет как-то очень по-своему.

– Вы ставите только пластинки? – спрашивает у него Мари.

– Не люблю компакт-диски, – кивает он.

– Почему?

– Слишком ярко блестят.

– Ты что, ворона? – вставляет Каору.

– Но с пластинками столько возни, разве нет? – удивляется Мари. – Переворачивать нужно, менять постоянно…

Бармен смеется:

– Так ведь ночь на дворе. До утра – ни одной электрички. Куда торопиться?

– Этот бармен у нас жутко упрямый, – говорит Каору.

– После полуночи время идет иначе, – добавляет бармен. И, звонко чиркнув спичкой о коробок, подкуривает сигарету. – И с этим ничего не поделаешь.

– Мой дядя тоже кучу пластинок насобирал, – вспоминает Мари. – Все никак не мог полюбить звук на компактах. В основном джаз слушал. А я тогда еще маленькая была, музыки толком не понимала. Но до сих пор люблю, как пахнут конверты от винила. И как иголка по пластмассе шуршит…

Бармен молча кивает.

– И про фильмы Годара мне тоже дядя рассказал, – добавляет Мари, повернувшись к Каору.

– Значит, с дядей вы характерами совпадали? – уточняет Каору.

– В каком-то смысле, – кивает Мари. – Вообще-то он в университете преподавал. Но в нем была какая-то… искра волшебная, что ли. Он умел из всего извлекать удовольствие. А три года назад вдруг скончался. От разрыва сердца.

– Заходите, как настроение будет, – приглашает бармен. – Я с семи вечера работаю. Каждый день, кроме воскресенья.

– Спасибо, – улыбается Мари. Берет со стойки картонку спичек с рекламой бара, засовывает в карман джемпера. И поднимается с табурета. Мягко потрескивая, бежит по бороздке игла. Полурасслабленный, чувственный Эллингтон. Музыка полуночников.

01:56 am

Ресторан «Скайларк». Огромная неоновая вывеска. С улицы через стекло видны ярко освещенные столики. Компания парней и девчонок, явно студентов, бурно веселится за самым большим столом. Что и говорить, в «Денниз» было куда спокойней и тише. Угрюмая мгла подворотен сюда, похоже, не просачивается вообще.

В туалете «Скайларка» Мари моет руки. Без кепки на голове. Без очков на носу. Старенький хит «Пет Шоп Бойз» журчит из динамиков в потолке. «Jealousy». Большая сумка на столике сбоку от раковины. То и дело стуча кулаком по флакону с жидким мылом, девушка старательно моет руки. Так, словно отскабливает что-то липкое между пальцами. Иногда поглядывая на свое отражение в зеркале. Наконец закрывает кран, осматривает на свету каждый палец, тщательно вытирает руки полотенцем. И, наклонившись к зеркалу, близко-близко разглядывает собственное лицо. С таким видом, будто чувствует: с нею вот-вот что-то произойдет. Гадая, что же именно, она не спускает глаз с отражения. Но отражение не меняется. Положив руки на край умывальника, Мари зажмуривается, до скольки-то считает, шевеля губами, потом открывает глаза. Снова пытливо исследует себя в зеркале. Но, как и прежде, ничего не находит.

Небрежным жестом она поправляет сбившуюся челку. Расправляет капюшон у футболки под джемпером. Словно подбадривая себя, закусывает губу и несколько раз едва заметно кивает. Девушка в зеркале делает то же самое. Мари берет сумку, перекидывает лямку через плечо и выходит из туалета. Дверь закрывается.

Взгляд нашей камеры продолжает осматривать помещение. Здесь уже нет ни Мари, ни кого другого. Одна лишь музыка льется из динамиков в потолке. Сменившись на «I Can't Go for That» Холла и Оутса. И все же, вглядевшись внимательней, можно заметить: фигурка Мари еще отражается в зеркале. Она стоит там и глядит на нас по эту сторону зеркала. Очень серьезно и напряженно – словно дожидаясь того, что не может не произойти. Но по эту сторону никого больше нет. В туалете ночного «Скайларка» от Мари осталось одно отражение.

Свет медленно гаснет. И только Холл и Оутс выводят дуэтом в густеющей темноте:

You have got the body
Now you want my soul
Don't even think about it
Say, no go…

6

02:18 am

Офис отеля «Альфавиль». Каору с мрачной физиономией сидит за компьютером. На экране лэптопа – двери отеля в объективе камеры наблюдения. Изображение четкое. В углу экрана – цифры электронных часов. Сравнивая экранное время с пометками в блокноте, Каору прогоняет мышкой видеозапись вперед, останавливает, запускает снова. Компьютер, похоже, не очень охотно выполняет ее команды. То и дело она закатывает глаза под потолок и сокрушенно вздыхает. Входят Кашка с Букашкой.

– Вы что там делаете, Каору-сан? – интересуется Кашка.

– Да еще с таким задумчивым видом, – прибавляет Букашка.

– Дивиди смотрю, – отвечает Каору, не отрываясь от монитора. – То, что камера у входа наснимала. Если по времени совпадет, может, разглядим, что за ублюдок девчонку так уделал…

– Да ну! – сомневается Кашка. – Когда это случилось, клиенты так и шастали туда-сюда. Как же вы его узнаете? По выражению лица, что ли?