Услыхав это название, Мари вдруг смотрит Каору в лицо.
– «Альфавиль»?
– Да ты не бойся, место не стремное. Я там менеджером работаю.
– И там же – раненая девушка?
Каору на ходу оборачивается:
– Ага. Извини, что так запутанно…
– А Такахаси тоже здесь?
– Не, он не здесь. В соседнем доме, в подвале, репетирует до утра. Во жизнь у студентов! Сплошная лафа…
Парочка заходит в гостиницу «Альфавиль». Вестибюль оборудован так, чтобы посетители сами выбирали номер по фотографиям на стене, нажимали его на пульте и автоматически получали ключ. И сразу же на лифте поднимались в комнату. Ни с кем не нужно встречаться взглядами и о чем-либо говорить. Два режима оплаты: «за отдых» и «за ночлег». Тускло-голубоватый свет. Мари с удивлением озирается, Каору машет рукой консьержке за конторкой в дальнем углу.
– Небось, ни разу в таких местах не бывала? – говорит Каору.
– Нет… Никогда.
– Ну что ж. Какого только бизнеса на свете не встретишь.
Они садятся в лифт, поднимаются на четвертый этаж. Проходят по коротенькому узкому коридору и останавливаются перед дверью с номером «404». Каору тихонько стучит, дверь приоткрывается. В щель с опаской выглядывает молодая девица с огненно-рыжей шевелюрой. Худая как щепка, бледная как стена. Безразмерная розовая майка, дырявые джинсы. Огромные кольца в ушах.
– А, Каору-сан… Ну слава богу! Где же вы ходите, заждались вас уже…
– Ну? Как она? – спрашивает Каору.
– Пока все так же.
– Кровь остановили?
– Да вроде. С грехом пополам. Все салфетки на тампоны извели…
Каору пропускает Мари в номер, закрывает дверь. Кроме рыжей девицы, в комнате оказывается еще одна горничная. Миниатюрная, с черными волосами, собранными на затылке, драит шваброй пол. Каору знакомит девушек.
– Это Мари-сан. Ну, которая по-китайски говорит. А это Кашка. Странное имечко, но так уж предки назвали… Давно у нас работает.
– Здрасьте! – улыбается Кашка.
– Очень приятно, – кивает Мари.
– А со шваброй – Букашка. Это уже кличка, правда. Но все ее только так и зовут.
– Пардон… Имя пришлось выкинуть на фиг. Так получилось, – говорит Букашка на грубоватом кансайском диалекте. Она старше Кашки на несколько лет.
– Добрый вечер, – кивает Мари.
Окон в номере нет, и атмосфера довольно казенная. Для такой крохотной комнаты и кровать, и телевизор кажутся непропорционально большими. В дальнему углу на полу, подтянув колени к горлу, лежит голая девушка. Кутаясь в банное полотенце, она прижимает ладони к лицу и беззвучно плачет. Вокруг разбросаны окровавленные салфетки. Простыни на кровати в бурых пятнах. Торшер у кровати опрокинут. На столике – початая бутылка пива. С одним стаканом. Телевизор включен. На экране какие-то комики кого-то веселят. Невидимая аудитория то и дело хохочет. Каору берет пульт и выключает телевизор.
– Ох и здорово он ее… – говорит она.
– Кто? Ее мужчина? – уточняет Мари.
– Почти… Ее клиент, то бишь.
– Значит, она проститутка?
– Ну да. А по улицам заполночь всякая дрянь так и шастает, – продолжает Каору. – Кого только не подцепишь! То жулик на деньги кинет, то извращенец всякую дрянь выполнять заставит…
Мари задумчиво покусывает губу.
– И что же, она только по-китайски разговаривает?
– На японском только пять-шесть слов понимает. А полицию вызывать нельзя. Как пить дать – нелегалка. Да и у нас с полицией объясняться, мягко скажем, времени нету…
Мари снимает с плеча сумку, ставит на столик, подходит к девушке на полу. Наклоняется над ней и, задержав дыхание, спрашивает по-китайски:
– Что с вами?
То ли оттого, что не слышит, то ли еще почему, – девушка не отвечает. Только всхлипывает, содрогаясь всем телом.
Каору сочувственно качает головой:
– Это у нее шок. От боли. Ох, и намучилась, поди…
Мари снова обращается к девушке:
– Вы приехали из Китая?
Нет ответа.
– Не волнуйтесь, мы не из полиции…
Снова молчание.
– Вас избил мужчина?
Девушка наконец кивает: волна длинных черных волос едва заметно подрагивает.
Набравшись терпения, Мари продолжает, мягко повторяя вопросы по несколько раз. Каору, скрестив руки на груди, с тревогой ждет результатов. Кашка с Букашкой в четыре руки наводят порядок. Собирают окровавленные салфетки в мусорный мешок. Стаскивают с кровати грязные простыни, меняют полотенца в ванной. Подымают с пола торшер, уносят пивную бутылку. Проверяют комплектность вещей, прибирают в ванной. Видно, уже давно работают в паре: движения слаженные, ни секунды впустую.
Мари в углу все возится с пострадавшей. Слыша родную речь, та медленно приходит в себя. Хоть и обрывочно, начинает отвечать по-китайски. До ужаса тихим голосом. Наклонившись над нею, Мари внимательно прислушивается и кивает. Да изредка подбадривает какими-нибудь словами.
Каору легонько хлопает Мари по спине.
– Слушай, ты извини, но этот номер нужно сдавать новым клиентам. А девчонку мы сейчас отведем вниз, в подсобку. Пойдешь с нами?
– Да, но… Она же совсем раздета. Говорит, что все ее веши тот мужчина забрал с собой. Вообще все – от босоножек до трусов.
Каору качает головой:
– Это чтобы в полицию не сразу доложили. Совсем гнилой оказался, подонок…
Она открывает шкаф, достает легкий банный халатик и передает Мари.
– Для начала пускай наденет вот это.
Немного оклемавшись, девушка с трудом поднимается, разматывает полотенце, остается совсем нагишом – и, покачиваясь из стороны в сторону, закутывается в халатик. Мари, вдруг смутившись, отводит глаза. Миниатюрное, очень красивое тело. Высокая, упругая грудь. Гладкая кожа. Легкая тень волос на лобке. С Мари китаянка примерно одного возраста. В ней еще осталась угловатость маленькой девочки. На ногах еле стоит. Каору обнимает ее за плечи, выводит из номера и увозит вниз на служебном лифте. Мари берет сумку и спускается следом. Кашка с Букашкой продолжают уборку.